Прописка.
Всё, я дома. Нет, не там дома, а тут, тут в дивизии. На присягу шли салабонами, на обед мужчинами, ели, как заправские мужики едят, с чувством с толком с расстановкой, ели специально долго, назло долго, мало успели съесть, но зато долго. Долго на нас молча все смотрели, пусть подавятся, мы уже люди, не духи, и есть будем не спеша, а не как в карантине или в учебке люди не едят, а принимают пищу, ибо, если её не принять, то будет как с мышами, а мышами так, она, мышь, должна всё время, если конечно хочет жить, должна не останавливаясь хрумать и хрумать, а не то от потери температуры не сможет передвигаться от кучки до кучки и поминай, как звали. Так вот, ели молча, мурло к мурлу ворочая челюстями, пусть смотрят, старшина сказал, что не дай Бог, кто тронет сегодня нас, посмотрим, как тут не боятся старшин. Поели, встали, на куски хлеба ноль презрения, это я уже про ужин толкую, а до ужина маленький арбайтен пришлось проделать, так, самый пустяк, растащить вещички по новым кубрикам, теперь-то я умный, знаю, почему кубриками звались каюты, тьфу, комнаты. Помните, как создавалась Брат-2, да-да, Брат-2 МСД 27, из тех самых из морских бригадских кубриков, что морячки нам подарили на память, в том самом 1942 году. Так вот, тринадцатое число самое моё счастливое и тут им оказалось, как заперли в карантин в него, второй этаж прямо по коридору упрёшься, так и остался я в нём жизнь доживать, да шишки свои набивать заново, кровати таскать не пришлось, места мотоциклетного взвода такими и остались после нас, после курса молодого бойца, все вещички в ручки собрали, часть по карманам запихнули и растаяли, как первый снег, что припорошил нас на присяге, припорошил, да и растаял, сняли дрозды валенки и снова гатки гатить.
Так и мои корешки, Саши, Пети, да Вани, разбрелись по кубрикам первого и второго этажей, разошлись от греха подальше от мотоциклетного, самого пехотного взвода, как от чумы, куда подальше. Не далеко от нас расположились мазута, транспортники по правую руку, таксисты по левую руку, друг против дружки, как же, антогонисты, одни каждый день на выезд и другие тоже каждый день на выезд, только первые с офицерами штаба, а вторые с мусором в тачке на свалку за ворота, разница большая, вторым веселее, шасть за территорию автопарка и обратно через семнадцать минут и снова в тёплое помещение КПП «Я Алдан, я Алдан пи-пи-пи» слушать, а перым до Дрездена, а то и до Вюнсдорфа молча засыпая и поклёвывая пшено на скорости 70 км в час, до тех пор, пока столбы не начинают через дорогу перебегать или пёс с обочины и поперёк пути, тут тебе первый и каюк, терпи и не спи, это тому, который в шинели дорогой и рядом на сиденье с тобой, тому всё можно, а ты гони собак вместе со столбами прочь, газку, газку, курить не каждый «тот» терпеть станет. Ещё дальше от зачумлённых расположились на нашем втором этаже слева КЭЧисты и писаря, справа особисты. Окружение ничего, особенно особисты, народ рисковый, зря, что ли у самого выхода с этажа их поместили, писаря тоже люди полезные, если обитаешь недалеко от дембеля, а так, пустое, чистые предатали, родину продают налево и направо, никакого от их плохишества удовольствия, только подумаешь, а они уже со своею тайной «завтра в шесть вечера учебная тревога», ну не сволочи тут, а? Какая это боевая жизнь, хоть прячься от них, счастливы только те, кто в наряде, вот у кого радости полные штаны, вот, кто икру мечет при объявлении тревоги, вот кто никогда к выезду не успевает собрать разбросанные портки, да ремни по кухне.
Разбежались дружки, не сыскать и на помощь позвать, если что не так, не сыщешь с первого перепугу, на первый этаж сныкались комендатский взвод, подальше от входа, поближе к ящику в кинозале, прямо напротив Ленинской комнаты. Зенитчики захерились прямо напротив туалета и ружкомнаты, место хлебное, если вдруг враг неожиданно объявится, всегда есть два варианта действия по тревоге, оба перспективные: первый вариант-валить в сортир напротив, а потом в ружкомнату за стрелами, второй вариант-валить в ружкомнату за стрелами, а потом, так, а потом только получается, на выход, да, второй вариант проигрывает перед первым, но может и в этом варианте предоставится возможность попасть в отхожее место. Со мной так и случилось в первый раз, я потом об этом напишу, скажу лишь, что я буквально понял тревогу и подумал, что уже началась война, правда, я поверил, настолько все серьёзно делали свою работу и так зверски отдавали команду, что я подумал только об одном, а я не успел сгонять отлить и что? И куда я это дену, вот это была поездочка. Ну ладно, до этого пара недель, а пока вещички выкинули чужие, свои под присмотром теперь уже любимого командира взвода, Сергея Гузенко, местечко моё, как было, так и осталось не выкинутым, все, кому надо было домой, укатили и письма первые прислали, а те бойцы мотоциклисты, что чалились по загонным местечкам в течение полугода, давно присмотрели новые пенаты и быстренько постарались произвести передел собственности, не все деды сумели местечки эти себе занять, кандидаты зубастее тех вдруг оказались и рейдерство их осталось не наказанным. А может я и преувеличиваю, скорее да, скорее сам так, когда-то поступил, место тяжело менять своё нажитое и скакать по кубрику в угоду принципам, кто кого круче. «У кого яица, тот и круче!» по-своему переиначил поговорку замполит, так и я.
Койки днём кандидаты похватали, пошушукались, как будут объяснять дедам самоуправство, а тем оказалось, хрен по деревне, где спали, там и остались, да и не каждый полезет к окнам спать, летом может и случилось чего, но, глядя зиме в глаза, решили не соваться туда. В ЗРП и артполк ходить приходилось, не в этом году, в следующем, это когда сам старослужащим навроде, как , стал, так там, говорили, прошлой зимой, то-есть с 1980 на 1981 год дубака врезали, на первом этаже в казармах с двухъярусными кроватями беда была, приходилось накрываться сверху своим матрацем, не иначе, как, не знаю, верить, али как, но у нас тоже плохо топили, а вот на следующий год у нас произвели замену батарей, сделали ремонт и отопительный сезон прошёл успешно, зима тоже никакая правда была, так, зимушка, я бы сказал, зимец. Я очень ранимая и нежная личность, да вы уже это давно заметили, а ещё я очень страдаю, если несправедливость кого одолевает, прямо страсть, как дело до того есть, прямо аж чешется, чешется чаще, чем нужно, чешется всё время во лбу, между переносицей и лбом, не пойму, к чему там чешется, ну бывают удары в лоб, когда и не чешется, а иногда и чешется, интересно, а правда, что это может быть от плохой стерильности рук, а?
Вечернюю поверку и вечернюю прогулку гуляли вместе, в смысле, вместе со всей ротой, каждый себя чувствовал так, как попал в настоящую многодетную семью, все друг друга знают, все такие вежливые и заботливые, все друг другу помогают и подсказывают главное, что, а то, что все друг друга так и называют «брат» и никак иначе, некоторые старшие товарищи позволяют так, ненавязчиво совет какой дать, ну, типа того «ножку тяни, сволочь, я кому сказал, ножку выше!», а то и ещё какой совет, ну например вот этот «ты, что поёшь, будто умираешь, тоже мне, умирающий лебедь, это вам не карантин, живо по почкам получите!», ну, насчёт почек конечно же пошутили, где столько на замену почек найти, если каждый вседозволенностью будет заниматься, шуткуют кумовья перед отбоем,да у них и инструментов для пересадки-то почек нету, знать по-свойски, по-братски, по-семейному. Некоторые, это все, кто типа, с Украины будут, те кумовьями повадились в противу других, себя называть, кум, сиречь-родичь, конечно родичь, Фастов и Киев завсегда родичи, Львив и Яворов тоже недалече родичи, кум, да кум, «був кум, да кума», так и у нас. Телят и гусят всегда отдельно держат, чтоб не подавили взрослые, так и нас, но когда подавить опасность миновала, решились видно ротные рукойводители на эксперимент, получилось, правда, не совсем, нет, не мы были тому виной, Вова Бунга, это он виноват, да, он, а кто научить мог нас, кроме него, так бухать печатным шагом по брусчатке, когда вся рота, как люди, еле ноги волоча и скуля на полусдохе, вытягивали по полбуквы из каждого куплета, конечно он виноват, я ему и не только я, все говорили и не раз, сколько, мол, можно шагистикой заниматься, подумай о роте, каково ей придётся, когда мы вписываться в её раздолбайстрой вольёмся, а?
Целых почти полтора месяца он портил наш будующий ротный шаг, полтора месяца назад в прошлое, как только его не поминали «кого ты нам привёл, и где ты их этому научить успел, тебе, что, больше других надо было, в отпуск захотел, вали в свой закарпатский край, дай нам десять дней и мы тебе покажим шик, который станет с твоим басурманским воинством, не иначе, как, наши русские люди так ходить не должны, так никакая брусчатка не выдержит, это сколько же камня надо извести на твоих олухой, ишак тебя Вова нюхал» и что-то типичное в этом добром духе. Бухали и портили шаг, дежурный по роте не знал, как себя в этой не простой ситуации вести, вроде к этому и надо стремиться и случай вроде подходящий поспел, да и в воспитательных целях позор получается, нас учили и готовили, а к чему, а к гуляй-шагу получается, нах кому он сдался тот строевой шаг, все, как нарошно шамкать и шаркать ногами стали, как прямо специально наш шаг портить нарошно решили, сбивают всем кагалом, прямо по-итальянски получается, сговорились, что ли, и черпаки и кандидаты и деды втихаря, никто никому не делает больно, наглеют черпаки и шагают криво, но их не бьют, а пыряют нас, да прямо больно, всё в зашей, да не поймёшь кто, то ли шутят так, то ли не хотят, чтобы всех так ходить правильно заставляли. Понятно, что придётся и походить какое-то время, мы не можем вот так сразу, хоп и обнаглеть, ротный, старшина, замполит, всё время, кто-то именно на тебя смотрит, интересно, а кого бояться не стоит, кто не распоряжается отпусками, хотя отпуск, дело конечно правильное, да больно ненадёжно рассчитывать, что за именно такой шаг тебе его и дадут, тут кумекать глубже надо, но старшина роты, вон он, вон, опять выискивает нас и в разгильдяйстве пытается уличить, вот попали, одни пытаются на нашем шаге в рай въехать, поднять обще бардачную дисциплину, а другие наоборот, пытаются динамо включить и выжить за счёт нас, как между двух жерновов попали, хорошо фамилия позволяет выжить.
Шагали и шланговали сразу и вместе, неделю точно мучили строй, бах-бах-бах с места, гух-гух-гух в спину, кого за резвый шаг, а кого наоборот, за то, что неправильно резко буреть стал, серединка боком выходила, получалось так, будто половина роты нормальная, это мы, а остальная четыре пятых, больные церебральным параличом, и жалко нам их, да спина своя тоже, ну сколько ударов она может принять в неполных 19 лет. Хватит, закончилась вечерняя прогулка, прошли первый раз до самого стадиона, спели песню и обратно другую, такого старожилы не помнят, чтоб далеко от роты ходили, ну это видно спецзаказ для тех, кто ещё не прописался в роте. Потом ходить станем короче, до столовой артполка и обратно, а сейчас, как положено и на вечернюю поверку в каре перед ротой, темновато правда, как они тут друг друга различают, надо бы света прибавить, может намекнуть ротному, счёт на отпуск отложил бы себе, надо подумать. Мысли по поводу дополнительного освещения отвлекают от холодрыги, которую нам устраивает немецкая снежная королева, точно, не любит она нас, немаки вон, ходят себе в тряпочках и совсем головные уборы не носят, не от того, что, видимо, скудно живут, а не правда выходит то, что немцы холодов боятся, нет, я не против этого, но видимо боятся они холодов только тогда, когда просрались с блицкригом и пора драпать от Москау и Сталинграда. Я из России, но почему мне на ихнем пяти градусах так уже холодно, почему я не могу дождаться, когда же эта проклятая поверка закончится, так хочется скорее в ротное тепло, спасибочки, что топят под завязку, хоть из кубрика сигай от жары в окна, вон, до сих пор окна на втором этаже в коридоре открыты.
Поверка окончена, дежурный по роте проводит обход кубриков, мы только-только отбились по команде. Нету Вовы Бунги, зато полный кубрик своих сержантов, а помимо них, куда дедов да кандидатов, те ещё черти, хоть и без лычек. Вова Бунга, начальник карантина, остался у своих, у мазуты, его теперь я стану слушать только через полгода, когда буду к ним переведён на должность автоэлектрика-дизелиста. А сегодня, что нас всех ожидает, даже сам Бог, наверное, не догадывается, ибо то, что могут придумать два десятка ночных демонов вместе размещённых на одной площади, не может знать даже он. А ночь сегодня первая, ничего страшного пока не происходит, солдаты молча, а кто с некоторой долей ворчания, разоблачаются от военного обмундирования, никто никого не цепляет пока, никто не докапывается к нам, вроде и не страшно. Нам делать резких телодвижений пока не дозволено, тихо разделись и в койку, глаза закрывать можно не торопиться, тоже люди, тоже хочется посмотреть, а что другие постарше делать будут, как оно живётся на втором году службы, как на первом году, во втором полугодии черпаки живут, вроде тоже глаза открыты, не разговаривают только меж собой, но видно не всегда так, пока обходятся переводом взглядов и всё бровями передвигают в нужном направлении. Деды вроде и не рады отбою, видно задумали улизнуть куда, не то в подвал в учебные классы, не то в кинозал, на немецкие фильмы, видно-видно, ждут наверное дежурного по роте с обходом не меньше нашего. У нас интерес один, пусть глянут на нас, может в последний раз живыми видят, не нравится мне моё настроение, обманчиво всё и фальшиво, не бывает такой доброты, не верится, не вписывается в представление о дедовщине, ну, как это понимать, дедов полно, а дедовщины не одной?
Время в кубрике определить трудно, сколько прошло, ни часов, ни курантов, но минуты тикают, спать остаётся всё меньше и меньше, а солдаты всё, кто ходить вздумал между кроватей, кто форму всё мучит, никак не уложит параллельно и перпендикулярно центру вселенной, когда же очередь проверяющего до нас дойдёт, ждём вместе со всеми и вроде уже не на стороне командиров, а как-то чувствуется начало отгороженности и принятия линии поведения и отчасти оправдания дедушек, людям не разбирающимся в судьбах и мало повидавших на свете, трудно вот так запросто попасть в новый коллектив и раз, и определиться, кто здесь хороший, кто плохой, а кто хороший, но зачмарённый и теми и этими, лежим на нейтралке, но интерес проявляем к подслушиванию и самовнушению, внешность обманчива, сердце ни черта не идентефицирует зло, лежим, но вот и первое зло: один спёкся, не выдержал, спросите, чего? Того самого, храпуницкого не удержал в себе до времени усыпания нечестии. Представьте себе, никакой реакции, эта сволочь из духов храпит с набором высоты до семи тысяч метров, не страдая от недостатка кислорода в верхних слоях атмосферы, входит в ионосферя, искры разрядов от высоковольтного храпа разлетаются и осыпают слух всех кто находится не только в здании роты, а накрывает своей волной даже тех, кто расположился на КПП в автопарке, три пропущенных звонка оттуда на «Лимон».
Входит дежурный по роте товарищ наш родной и неделимый прапорщик Сергей Гузенко, входит всегда одинаково наверное и сейчас, нос задран выше бровей, верхние фиксы видны сильнее нижних, бульбочка носа красная от мороза и натуги, натуга пришлась на соседний кубрик, там не дождавшись Сергея, кто-то, куда-то намылил свои полукеды с обрезанными задниками, кеды до сих пор косолапой парой валяются, один на первом этаже, второй усчпел соскочить только на лестнице второго этажа, тот кто был их обладателем лежит ни живой не мёртвый на первой попавшейся койке у мазуты, он лежит, а взводный идентефицирует личный состав по номерам на тапочках, чей хозяин остался без зимней резины, найду паскуду, всё равно найду. «Паскуда», любимое словечко товарища командира взвода регулировщиков.Радостно, хоть и из под одеяла, но всё равно приятно, что за порядком кому-то есть надобность следить, живём. Нас, молодых с душком, прибыло целое отделение в мотоциклетный взвод или во взвод мотоциклисто-регулировщиков, как его ещё называли, кубрик наш на втором этаже, пять окон выходят прямо на площадь перед артполком, всё нам со второго этажа видать, всё у нас под контролем, виден штаб дивизии, видно всё, что в автопарке творится, уютное местечко, как в ДОТе. Всё, скажем, здорово, здорово даже и то, что номер моего кубрики совпадает с номером моим жизненным, номер моей жизни 13, все билеты в любом поезде только номер 13, получка тоже 13 числа, ну разве нет тут какой мистики? Вот и я об этом.
Синяя лампа в плафоне остаётся, как напоминание о том, что кубрик посетили и произвели в нём отбой, можно и баиньки, шаги взводного затихают и голос посыльного, присланного дневальным с первого этажа извещает не успевших уснуть о том, что «в Багдаде» всё спокойно, можно начинать отбой в кубрике по распорядку, доставшемуся от предыдущего поколения в наследие от худшего. Храпуницкому пора было менять либо тон, либо убавлять громкость звуковых колебаний, либо экстренно просыпаться, чтобы остаться в живых. Я не спал, не спали, по-моему, и остальные нормальные духи, нас было 11, 11 оставшихся в живых, одного из нас подняли и поставили на ноги, это был пока не мой выход, моя очередь впереди. Первое и не очень трудное задание дедушек, собрать портянки со всех наших сапог и ознакомить с их запахом храпуницкого, «не будить и не тревожить, дух должен отдыхать и быть готовым к выполнению самых грязных видов работ», так было заявлено первому сборщику портянок. Портянки раскладывать в следующем порядке: сначала самые вкусные, затем просто ароматные и только сверху на них положить наиболее чистые, вид у солдата, даже тогда, когда над ним издеваются, должен быть всегда приличным, застёгнутым на все пуговицы и крючёчки. Было громко, не стало тихо, но глушитель, какой-никакой получился, не задохся бы в коконе до побудки, может Бог сподобит проснуться по нужде, хотя нужда, пожалуй, приспела раньше пи-пи. Следующий выход мой. «Мэлнык, спышь?», «Нет», «Тогда вставай и рассказывай, как ты оказался не в своём кубрике», «?» «Ты, что не понял вопроса, сказанного мною?», «Не понял», «Тогда разбежался и напугал меня так, чтобы я эту ночь в дрожи коленок провёл подальше от тебя», «Я не умею пугать», «А ты уже тут всех и без пугания напугал, рассказывай, как ты, электрик тут оказался?». Вот в чём оказывается вопрос юмора, не подхожу под действие прописки в кубрик.
Такое в роте часто бывало, бывало из-за командировочных, прикомандированных к нам или мазуте, живших с нами, но туживших в другом месте. Я свой, говорю, тогда, что ты тут среди мопедов делаешь, спрашивают строго. Я и тут могу быть электриком не лохим, не гоните, взводный сам сказал, что я у вас остаюсь служить. «А, что ты умеешь делать?», это опять вопрос ко мне, а я в ответ «да всё». «Ну, если всё, тогда покажи, как ты это делаешь», « А, что надо сделать?», «Да хотябы погасить свет». Подумаешь, свет погасить, они, что Дауны, я этот свет не только гасить, я и включать уже научился, полгода этому в бкрсе мозги долбили, подошёл к двери, выключателем щёлкнул и…..оказался под кроватью. Никогда не думал, как оказывается в темноте могут летать кеды и какую скорость при этом развивать, ДШК по сравнению с кедами отдыхает и набирается от них опыта, хорошо, что я не успел радиатором к ним повернуться, резина облицевать успела только часть имиджа, остальное приняла на себя спина и правое плечо. Дааа, храпуницкому, пожалу, сегодня больше повезло, чем мне, его сразу приговорили в живых оставить, знамо дело за что, такую тяжесть, как вынюхивание вони из портянок до утра вдыхать за нас всех, да за это ещё и орденом сутулого можно в добавок наградить, а тут торпеды и никакого противолодочного манёвра, место узкое, нападение внезапное, 22 июня 1941 года, всё, как в добрые времена. Что это, дедовщина или начало прописки?
Ожидал, но чтобы так лохонуться, долго помнить буду, хоть бы моргнул кто из черпаков глазом, ладно, жизнь длинная, сочтёмся, пока один ноль, не в мою пользу, но, что делать дальше, тапочки осыпались с меня, как осенние листья, свет погашен, синевы не видно из под плафона, так дольше тоже лежать нельзя, и положение дурацкое и время тикает к полуночи, вставать, пока не засмеяли или не отдубасили, но как вести себя теперь в такой ситуации, есть над чем подумать, но как выходить из положения, время ведь идёт и все мои духи тоже притихли, ссут, каждый в свою ширинку, вот она широта российской ширинки, лежи и не рыпайся, то ли спишь, то ли видишь, но помалкиваешь и дыхание сдерживаешь, чтобы не встать рядом со мною. За что, да ради забавы, днём-то выдрыхлись, 22-00 время детское, полтора месяца только этого часа и ждали, сколько обещаний друзьям по дедовщине дали, и так поимею и этак, вот и имеют быть меня. Сам виноват, прихватил бы права на тяжёлый трактор, копал бы БАТом канавы, а теперь стой и оптекай. «Кто ты есть?», вопрос ко мне, человек, имя, фамилию произношу, «а вот и не угадал», опять «кто ты есть здесь и сейчас?», я опять Ф.И.О. «мимо». Почему «мимо», «а кто я», это я уже сам, спать-то качать начинает, стоять истуканом, кому охота. «Запоминай и повторяй за нами: ты есть дух, десантировавшийся по воздуху и прибывший выполнять самые грязные виды работ, повтори!». Стою и молчу.
«Включи ночник и подойди к самому старому дедушке и повтори клятву!», свет включаю, тихонько подхожу, самый старый дедушка спит. «Буди!». «????», «Буди мы сказали!», толкаю дедушку тихонько в плечо, немой вопрос в хорошосонных очах мужика, я перед ним, он нихрена, по-моему, не соображает, что здесь происходит и какого дьявола его будит дух. Вопрос понятен, часто поднимают и зовут в повал похавать, посмотреть киношку, выпить спирту, но это в том случае, если ты с вечера кого об этом просил, но перед ним стою я и он меня ни о чём не просил и как я понял, он даже не понял, что я вообще существую в природе, что буду служить вместе с ним в одном кубрике и что вообще я делаю ночью возле его кровати, как я вообще ещё до этого времени остался живой и почему аслон из кандидатов не погиб смертью храбрых и пропустил меня к его телу с большою противотанковою гранатою, что делают остальные и почему именно он? Это я тоже успел прочитать в его взгляде и мимо промелькнувших мыслях, спасибо ему за сдержанность, в этот момент я понял, в руках у меня не родная противотанковая граната, а немецкая колотушка, а коробок с чиркалкой для приведения её в действие остался в брюках на табуретке. Было бы чем ещё чиркнуть по бикфордову шнуру, чиркнул бы и под кровать, улёт осколков от колотушки меньше, чем улёт тапочек от старослужащих, но серныкы остались в другом месте. «Съе….и», через букву «би» только и нашёл, что сказать в мой адрес самый старый и страшный дедушка, добрее слов я в этой жизни ни от кого и не слыхал, Сказал мне правильный человек, я и удалился, было к своей койке.
|
что из за заснувшего караульного стоящего у входа в караульное помещение вырезали весь караул.Да и вспомни фильм "9рота" как работала система проверки караула это ведь нетак просто и ты Константин прав тысячу раз !Он писался кровью.
До конца учебки его неставили в караул за пределами УТБ его постоянным местом стол пост возле учебных классов где я впервые заступил на пост,После учебки нас разкидали по линейным частям и что было дальше незнаю ,но урок он получил конкретный. 
Боя не произошло автомашина свернув на перекрестке покинула арену боя 
Мне кажется Константин ты неправ в то время нас все таки хорошо учили ,если даже по прошествию столько времени я,да и ты все таки помним всему чему нас учили.Чем мы можем похвастаться (не в обиду сказано)перед нынешними зашитниками Отечества ,конечно много в обучении сегодня зависит от экономического положения страны(Учения и.т.д)но и за тот срок который служат сей час срочники 
Наш УТБ с честью выдержал экзамен и занял 1 место в смотре конкурсе.По итогам конкурса участникам было объявленна благодарность командира полка с занесением в личное деле .Но служба продолжается(после небольшого Рая) 
К всему этому солдат Урунтаев и его товарищи стали привыкать.Ночное вождение танка одно наверное из сложных упражнений для механика водителя."Рядовой Урунтаев приступить к ночному вождению танка"я сел на место механика и надо же 
или напиши 
, наверняка ответят!!!
<\/u><\/a>
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума